Форум » Не историей единой » Фантастика и вокруг 2 » Ответить
Фантастика и вокруг 2
Лена М.: Тема предназначена для обнародования-обсуждения информации, посвящённой тем-иным аспектам фантастики и вокруг неё...
Ответов - 22
ziza: Тверітінова, Тетяна Іванівна(2014) Фантастика в русских балладах В.А. Жуковского // Слов"янська фантастика. Збірник наукових праць. http://elibrary.kubg.edu.ua/8205/ Скачать PDF: http://elibrary.kubg.edu.ua/8205/1/T_Tveritinova_SF_KSL_GI.pdf Аннотация В статье рассматривается фантастика в русских балладах В.А.Жуковского «Людмила» и «Светлана», в которых по-разному трансформируется сюжет бюргеровской «Леноры» - свидание с мертвым женихом. Исследуется специфика жанра баллады: мифопоэтика, хронотоп, функциональная роль диалога. Прослеживается специфика святочной фантастики сна и - как вариант – неожиданно благополучная развязка после столкновения человека с потусторонними силами. Ключевые слова: баллада, поэтика фантастического, балладный хронотоп, балладный диалог, святочная фантастика. Олійник, Світлана Миколаївна(2009) Інтертекстуальні та жанрово-стильові параметри фантастики Олеся Бердника // Кандидатская, докторская (PhD) thesis, Київський національний університет імені Тараса Шевченка. http://elibrary.kubg.edu.ua/5403/ http://elibrary.kubg.edu.ua/5403/7/S_Oliinyk_ITZSPF_09_GI.pdf Автореферат на украинском языке. Олійник, Світлана Миколаївна(2011) Особливості творення жіночих образів в українській фантастиці другої половини ХХ ст. // Дослідження молодих учених у контексті розвитку сучасної науки : матер. Всеукр. наук.-практ. конф. (20 квітня 2011 р.). С. 209-211. http://elibrary.kubg.edu.ua/2334/ http://elibrary.kubg.edu.ua/2334/1/S_Oliynik_konf_GI.pdf На украинском языке. Резюме В статье рассмотрены основные взгляды в украинской фантастической литературе касательно иллюстрации трансформации образа женщины в обществе будущего. На примере рациональной фантастики Олеся Бердника и Николая Руденко, а также фэнтезийной прозы М. и С. Дяченко прослежены различия в толковании женских образов в этих типах литературы о необычном, учитывая социальную реализацию, психические особенности, сексуальное поведение героинь. Проанализированы отношения «женщина — власть», «женщина — материнство», «женщина — любовь» в текстах указанных писателей, прослежена связь с традицией при интерпретации женских образов Олійник, Світлана Миколаївна(2010) Модель города в фантастических произведениях Алеся Бердника и Николая Рудэнкo // Вісник Луганського національного університету імені Тараса Шевченка, 20 (207). С. 93-99. ISSN 2227-2844 http://elibrary.kubg.edu.ua/1831/ http://elibrary.kubg.edu.ua/1831/1/S_Oliinyk_VLNUTSH_20%28207%29_GI.pdf На украинском языке. Резюме В статье делается попытка исследовать развитие урбанистической цивилизации представленной в фантастических произведениях Алеся Бердника и Николая Руденко Олійник, Світлана Миколаївна(2010) Рецепція наукових ідей Миколи Руденка у творах Олеся Бердника Літературознавчі студії (29). С. 316-321. http://elibrary.kubg.edu.ua/1808/ http://elibrary.kubg.edu.ua/1808/1/S_Oliinyk_LS_29_GI.pdf На украинском языке. Резюме В статье рассматривается вопрос взаимодействия научных взглядов писателей и мыслителей второй половины ХХ века Николая Руденко и Олеся Бердника. В частности речь идет о художественном воплощении в произведениях Бердника идей Руденко о Солнце как источнике жизни, устройстве Вселенной и актуальных проблем развития общества Олійник, Світлана Миколаївна(2013) Інтертекстуальні виміри роману Володимира Єшкілєва «Тінь попередника» // Синопсис (1). http://elibrary.kubg.edu.ua/1712/ http://elibrary.kubg.edu.ua/1712/1/S_Oliinyk_Synopsys_1_GI.pdf На украинском языке. Резюме Эта статья является попыткой установить интертекстуальные связи в фантастическом романе В. Ешкилева «Тень предшественника», в часности, с мифологией, историей, научными фактами, полилог с предыдущими фантастическими текстами
Лена М.: Ю.В.Ермолина (Орловский государственный технический университет). Наука и вненаучные формы знания в современной культуре (на примере магии) // Известия Российского государственного педагогического университета им.А.И.Герцена, 2008, 82-1, 157-162. В статье показано соотношение научного и вненаучного знания, их место в современной культуре. Рассматривается магия как форма вненаучного знания. Проведен сравнительный анализ определений понятия «магия». Дается авторское определение магии. Ключевые слова: научное знание, вненаучное знание, магия, рациональное, иррациональное, первобытное мышление, сверхъестественное, сознание. Работа представлена кафедрой социологии, культурологии и политологии Орловского государственного технического университета. Научный руководитель – кандидат философских наук, профессор Г.Ф.Назарова. В принципе, сей славный текст у меня наличествует...
ziza: Лена М. пишет: В принципе, сей славный текст у меня наличествует... Он ещё и на Киберленинке есть: http://cyberleninka.ru/article/n/nauka-i-vnenauchnye-formy-znaniya-v-sovremennoy-kulture-na-primere-magii.pdf Почему автор в конце статьи связывает мифологическое сознание с магией? Наверное, вот почему. В мифологическом сознании нет границы между человеком и природой, всё воспринимается как единый мир. Человек отождествляет себя с окружающим миром и пытается им управлять, считая, что это так же просто, как управлять собой. Поэтому когда пытаются некритично использовать естественнонаучные методы в гуманитарных науках, изучать созданное человеком на основе природных законов, то получается не научное исследование, а магия.
Лена М.: ziza пишет: Поэтому когда пытаются некритично использовать естественнонаучные методы в гуманитарных науках, изучать созданное человеком на основе природных законов, то получается не научное исследование, а магия А стоит ли в данном контексте особо выделять именно естественнонаучные методы? Думается, НЕкритичное пользование любых научных и не только методов уводит исследование с научного поля...
ziza: Я привёл только частный случай, который напоминает магию именно по причине различия человека и окружающей его природы. В общем случае это тоже верно, но уже не магия, а что-то иное. Всё же математики и физики, занимаясь историей, больше сделают ошибок.
Лена М.: Артем Зубов. Парадоксы фантастики // НЛО, 2015, №4(134), 351-358. Рец. на: Gomel E. NARRATIVE SPACE AND TIME: Representing Impossible Topologies in Literature. — N.Y.; L.: Routledge, 2014. — X, 226 p. — (Routledge Interdisciplinary Perspectives on Literature. Vol. 25). с. 351: Новая книга Иланы Гомель «Повествовательные время и пространство: Репрезентация невозможных топологий в литературе» — интересная, многогранная работа, заслуживающая пристального и вдумчивого прочтения. Во многом Гомель продолжает в ней тему, начатую в ее предыдущей книге «Постмодернистская научная фантастика и темпоральное воображение» (2010)[1], и рассматривает вариан-ты построения хронотопа в фантастической литературе. В то же время в своей новой книге Гомель переходит от пристального чтения отдельных текстов к построению классификации повествовательных приемов в спекулятивной литературе. Именно это и является наиболее любопытным аспектом рецензируемой книги. [1] См. о ней в обзоре: Зубов А. «Топографический поворот»: исследования о времени и пространстве в спекулятивной фантастике // НЛО. 2012. № 113. С. 315—318.
Олег: Леночка, на заметку: в этом же выпуске НЛО публикуется (впервые!) и рассказ (заглавие публикатора) Ивана Бунина: И.А.Бунин. <Смерть в Ялте> // НЛО, 2015, No. 4(134), с. 10-11. Это один из незаконченных текстов в архиве Бунина (Русский архив, Лидс).
Ваксман: Смерть в Ялте - неправильное название, Россия (а именно ее очевидно имеет в виду Бунин) умерла (как он считал) отнюдь не в Ялте. Редактору здесь изменили вкус и понимание сути бунинской прозы.
Лена М.: Ваксман пишет: Смерть в Ялте - неправильное название Вы, видимо, просто не глядели эти самые бунинские наброски... В них описывается именно что конкретная смерть, конкретно в Ялте, ну и соображения к сему...
Ваксман: Опус прямо доступен в интернете, и я то что нашел прочитал. С Вашей уверенностью в том, что Б выступил здесь в роли элементарного танатофила, спорить наверно нет нужды.
Лена М.: С.В.Алексеев (Московский гуманитарный университет). Фэнтези // Знание. Понимание. Умение, 2013, 2, 309-312. Энциклопедическая статья о жанре фэнтези. с. 309-310: Слово «фэнтези» (англ. fantasy — «фантазия») употребляется в современном фантастоведении в двух пересекающихся значениях. В узком смысле под фэнтези имеют в виду жанр сказочно>мифологической прозы приключенческого, как правило, характера, сложившийся в англоязычной литературе второй половины XIX — первой половины XX в. Близкие параллельные явления имелись в литературном процессе Германии и скандинавских стран, где с середины XX в. развивались оригинальные версии того же жанра. В этих рамках выделяется еще более узкое понятие «жанровая фэнтези». Данное, наиболее массовое и востребованное рынком, направление воспроизводит более или менее явно темы и сюжетные ходы классических произведений ранней фэнтези. Образцами обычно являются «Властелин Колец» (The Lord of the Rings, 1954–1955) Дж.Р.Р.Толкина (J.R.R.Tolkien, 1892–1973) — так называемая эпическая фэнтези, а также приключенческие рассказы Р.И. Говарда (R.E. Howard, 1906–1936) — «героическая фэнтези». Более широкий смысл слова «фэнтези» охватывает все направления «ненаучной» фантастики, включая мощный поток мистической прозы и «ужасов» (horror), чья история восходит к эпохе романтизма. В современной литературе это позволяет включать в понятие «фэнтези» (прежде всего, англоязычным литературоведам) такие явления, как популярное во французской литературе направление неявно мистической прозы fantastique или разновидности магического реализма. В романских и славянских странах литературоведы и критики, как правило, применяют термин фэнтези только к фэнтези в узком смысле или даже только к жанровой фэнтези. Иногда тем самым сознательно подчеркивается ее «чуждое» — английское — происхождение. С другой стороны, традиция называть произведения фантастической литературы в целом «фантазиями» — fantasy — восходит к началу XIX в. После обособления научной фантастики к началу XX в. термин закономерно был унаследован фантастикой «ненаучной» в различных ее ипостасях. Ближайшим аналогом английского fantasy в этом расширительном смысле является русская «литература вымысла». Рекомендую...
Лена М.: Е.Ю.Козьмина (Уральский федеральный университет). Образовательный потенциал фантастики XX века // Инновационные проекты и программы в образовании, 2015, 2, 72-76. В статье очерчен круг научно-образовательных проблем, решению которых способствует изучение авантюрно-философской фантастики XX в.: критерии разграничения фантастических и нефантастических произведений, различных видов фантастической литературы, проблема нового типа героя, сущность понятия фэнтези и др. Несмотря на положение, прочно укоренившееся в научном литературоведении благодаря работам М.М. Бахтина, о равноправии двух эстетических канонов - «классического» и «гротескно-фантастического», в подавляющем большинстве программ как в средней, так и в высшей школе по-прежнему преобладают произведения, принадлежащие к классической норме. Между тем незаслуженно обойденная вниманием гротескно-фантастическая традиция тоже имеет весьма значительный потенциал, позволяющий педагогу (преподавателю литературы) справиться с целым рядом прямых и сопутствующих задач. Ключевые слова: авантюрно-философская фантастика XX в., гротескно-фантастическая традиция, образовательный потенциал, теория и история литературы Список цитируемой литературы: 1. Аверинцев С.С. Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации//Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М.: Наука, 1986. С. 104-116. Контекст: ...Говорить об этом - значит ломиться в открытые двери» [1]. 2. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1975. Контекст: ...М.М. Бахтин называл жанры «ведущими героями» истории литературы [2]. «Судьба» жанра состоит из множества различных процессов, в числе которых и жанровое заимствование. 3. Бахтин М.М. Собр. соч.: В 7 т. М.: Языки славянских культур, 2010. Т. 4. Контекст: ...Один из канонов условно называется «классическим», другой - «гротескным» или «гротескно-фантастическим» (по Бахтину, «гротескный реализм» [3]). 4. Гольдт Р. Последнее убежище личности. Записки Д-503 и психология личности в подлинных дневниках межвоенного периода//Евгений Замятин и культура XX века: Исследования и публикации. СПб.: Российская национальная библиотека, 2002. С. 37-63. Контекст: ...Р. Гольдт же, основываясь на письмах Е. Замятина, считает, что в романе есть «тщательно отстраненный и замаскированный автобиографический подтекст» [4]. 5. Дороченков И.А. Об источниках романа Е. Замятина «Мы»//Русская литература. 1989. № 4. С. 188-203. Контекст: ...Исследователями отмечена пародийность романа по отношению к поэме В. Маяковского «150 000 000» [5], а также факт собственно политической пародии - карикатура на В.И. Ленина (образ Благодетеля) [19]. 6. Дубин Б.В. Литература как фантастика: письмо утопии//Б.В. Дубин. Слово -письмо -литература: очерки по социологии современной культуры. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С. 20-41. Контекст: ...Государства как будто не дает нам возможности определить, на какой территории земного шара оно расположено. «Подобная хронологическая дистанция фактически означает только одно: радикальный разрыв с любой опознаваемой реальностью, т. е. - иную норму реальности» [6]. 7. Замятин Е.И. Мы//Е.И. Замятин. Избранное. М.: Правда, 1989. С. 305-462. 8. Ковтун Е.Н. Художественный вымысел в литературе XX века: Учеб. пособие. М.: Высшая школа, 2008. Контекст: ...Пока в литературоведении приняты весьма расплывчатые дефиниции, например: «литература, в пространстве которой возникает эффект чудесного; в ней присутствуют в качестве основного и неустранимого элемента сверхъестественные или невозможные миры, персонажи и объекты, с которыми герои и читатель оказываются в более или менее тесных отношениях» [8]. 9. Козьмина Е.Ю. Образовательный потенциал авантюрно-философской фантастики XX века//Образование и наука. 2013. № 8. С. 120-133. Контекст: ...Художественное пространство авантюрного произведения построено по принципу двоемирия, т. е. разделения мира на «свой» и «чужой»; последний требуется как условие для испытания героя [9]. 10. Кольцова Н. Роман Евгения Замятина «Мы» и «петербургский текст» русской литературы//Вопросы литературы. 1999. № 4. С. 65-76. Контекст: ...Кольцова отмечает детали романа, по которым можно узнать этот город: «Собранные вместе такие детали, как “шпиль”, “шпиц” или “игла”, башни, “спины мостов”, “пузырьки куполов” и наиболее, пожалуй, характерное - “белые ночи”, указывают, я полагаю, вполне определенные географические координаты города» [10]. 11. Петерс Й.-У. Я и мы. Трансформация авторского «Я» в автора дневника в романе Е. Замятина «Мы»//Автор и текст: Сб. статей/Под ред. В.М. Марковича, В. Шмида. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1996. С. 429-444. Контекст: ...В то же время он написан в таком фантастически отстраненном, доходящем до гротеска стиле, что всякие непосредственные параллели между личным опытом автора и художественным текстом исключаются» [11]. 12. Скороспелова Е.Б. Замятин и его роман «Мы». М.: Изд-во МГУ, 1999. Контекст: ...Например, образ Интеграла, по мнению Е.Б. Скороспеловой, является попыткой автора «воплотить идею космической утопии», прототипом которой становятся образы, созданные поэтами Пролеткульта [12]. 13. Стругацкий А., Стругацкий Б. За миллиард лет до конца света. Улитка на склоне. Отель «У погибшего альпиниста»: Повести. М.: Текст; ЭКСМО, 1997. С. 297-462. Контекст: ...Ренессанса» (1965) в научном литературоведении прочно укоренилось положение «о двух равноправных и взаимодополняющих эстетических нормах (или канонах), сосуществующих в культуре на протяжении многих веков» [13]. 14. Тамарченко Н.Д. Эстетика словесного творчества М.М. Бахтина и русская философско-филологическая традиция. М.: Изд-во Кулагиной, 2011. Контекст: ...С нашей точки зрения, более приемлем для определения этой разновидности фантастики термин «авантюрно-философская», предложенный Н.Д. Тамарченко [14]. 15. Тамарченко Н.Д. Фантастика авантюрно-философская//Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий/Гл. ред. Н.Д. Тамарченко. М.: Изд-во Кулагиной: Intrada, 2008. С. 277-278. Контекст: ...То есть романтическая фантастика создает «“пограничный” образ мира» [15], что и отличает ее от авантюрно-философской разновидности. 16. Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И., Бройтман С.Н. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика//Теория литературы: Учеб. пособие для студентов филол. факультетов высш. учеб. заведений: В 2 т. М.: Академия, 2004. Т. 1. Контекст: ...Герой не является «характером», представляющим «собой органическое единство общего, повторяющегося и индивидуального, неповторимого; объективного… и субъективного» [18], т. е. «лицом самоопределяющимся» [15]; в то же время герой не является и «типом», т. е. «готовой формой личности» [16]. 17. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу/Пер. с фр. Б. Нарумова. М.: Русское феноменологическое общество; Дом интеллектуальной книги, 1997. Контекст: ...Фантастическое существует, пока сохраняется эта неуверенность…» [17]. 18. Тюпа В.И. Характер//Литературный энциклопедический словарь/Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 481-482. Контекст: ...Герой не является «характером», представляющим «собой органическое единство общего, повторяющегося и индивидуального, неповторимого; объективного… и субъективного» [18], т. е. «лицом самоопределяющимся» [15]; в то же время герой не является и «типом», т. е. «готовой формой личности» [16]. 19. Тюпа В.И. Художественность чеховского рассказа: Учеб. пособие. М.: Высшая школа, 1989. (Б-ка преподавателя). Контекст: ...Исследователями отмечена пародийность романа по отношению к поэме В. Маяковского «150 000 000» [5], а также факт собственно политической пародии - карикатура на В.И. Ленина (образ Благодетеля) [19]. 20. Фигуровский Н.Н. К вопросу о жанровых особенностях романа Е. Замятина «Мы»//Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 1996. № 2. С. 18-25.
Лена М.: Екатерина Зоря. От заговора к ритуалу: краткий очерк трансформации понятия «магия» на постсоветском пространстве // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом, 2013, №4(31), с. 144-167. В статье поднимается вопрос об определении магии в контексте гуманитарных наук и показывается, как фальсифицируются многие распространенные рабочие определения. Выдвигается тезис о том, что магия - зонтичное понятие, чьи границы меняются в зависимости от культурного контекста, и что наиболее удачным подходом к исследованию магии является выявление этих границ в каждой конкретной культуре и выяснение того, относится или не относится некий феномен к оккультному дискурсу в каждом случае отдельно. Затем рассматривается магия на постсоветском пространстве, в частности - поворот от народного понятия «человека знающего» к «человеку могущему»; переопределение некоторых терминов с отрицательной коннотацией (в частности, «ведьма» и «нелюдь») в термины с коннотацией положительной. Также рассматриваются заимствования терминов и практик из западной магии. Ключевые слова: народная магия, ведьмоство, церемониальная магия, антропология, народное христианство, Карлос Кастанеда, переводы магических текстов, нелюди с. 154: От Кастанеды пришли два важных понятия, которые теперь знакомы фактически всякому в оккультуре. Первое — понятие личной силы, обозначающее чистый потенциал к действию, сродни понятию удачи у скандинавских народов. Маг, обладающий личной силой, способен на что угодно, и обстоятельства будут сами складываться в его пользу. Маг, ею не обладающий, обречен на поражение, сколько бы теоретических знаний не было у него в багаже. Второе — понятие намерения, того чисто волевого усилия, что необходимо и, главное, достаточно для магического действия [Кастанеда К. Сказки о силе. Пер. с англ. Киев: София, 2003; М.: ИД София, 2003.]. Кастанеда и его феноменологическое наследие сосредоточили внимание практикующих на идее, что основной инструмент мага — сам маг, а любые вспомогательные средства суть только вспомогательные средства, в принципе полезные, но на самом деле совершенно ненужные. Екатерина Зоря - член Совета Ассоциации исследователей эзотеризма и мистицизма, Киев, kzorya@gmail.com
Лена М.: Ежова О.А. Специфика личности и мировоззрения Карлоса Кастанеды // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки, 2012, №4, с. 99-103. Статья посвящена анализу особенностей биографии Карлоса Кастанеды в виду неоднозначности утверждений о ней самого автора. В этом проявляется, с одной стороны, влияние особенностей местности, в которой формировалась личность Кастанеды, с другой - влияние социокультурной реальности, связанной с контркультурой, в которой происходило становление научного интереса молодого антрополога, с третьей - обусловленность биографии спецификой самого учения Карлоса Кастанеды. Ключевые слова: Кастанеда, нагваль, стирание личной истории, измененное состояние сознания, психоделик, видение, контркультура с. 99: Карлос Кастанеда (1926-1998), уроженец Кахамарки (Перу), настоящее имя которого звучит как Карлос Цезарь Сальвадор Арана Кастаньеда, вошёл в историю, литературу, философию и культуру во многом благодаря созданному им образу персонажа своего полулегендарного учителя, мексиканского индейца племени яки Хуана Матуса. Многочисленная критика до сих пор неоднозначно оценивает биографию и творчество Карлоса Кастанеды, называя его гением мистификации, выясняет реальность личности Хуана Матуса, выявляет роль Кастанеды для культуры. Известные факты из биографии Карлоса Кастанеды позволяют утверждать о возможной ложности представленных им сведений, так как часто мыслитель давал интервью, в которых излагал заведомо искаженные сведения о себе и своей повседневной жизни. Так, один из французских исследователей личности и деятельности Кастанеды Кристоф Бурсейе указывает на несостоятельность его утверждений о фактах собственной биографии. Ежова О.А. - ассистент кафедры философии и культурологии Орловского государственного университета, ezhova_olly@mail.ru
Лена М.: Русаков Ю.А. Аспекты философии сознания К. Кастанеды // Интеллектуальный потенциал XXI века: ступени познания, 2011, №7, с. 203-207. Карлос Кастанеда – весьма неоднозначная фигура XX столетия. По образованию, казалось бы, антрополог, он стал известным на весь мир благодаря своей хронике ученичества у мага-шамана племени Яки дона Хуана Матуса. Русаков Юрий Александрович - аспирант кафедры Истории зарубежной философии МГУ, в 2013 году защитил в МГУ кандидатскую диссертацию "Философские аспекты учения Карлоса Кастанеды" по специальности 09.00.03 (История философии)
Лена М.: Мария Штейнман. Что придумал Толкин? О социализме, «северном мужестве» и нацистской пропаганде во «Властелине колец» Джона Р.Р. Толкина. Записала Наталья Кострова // Colta.ru, 13 августа 2015 г. http://www.colta.ru/articles/specials/8211 В Лектории Политехнического музея с лекцией о тайных мотивах трилогии Джона Р.Р. Толкина выступила филолог, доцент РГГУ, специалист по английской иносказательной прозе ХХ века Мария Штейнман. Довольно занимательно будет не только ярым толкинистам...
Лена М.: Юлия Черняховская. Братья Стругацкие. Письма о будущем М.: Книжный мир, 2016. 384 с. Пер. 1000 экз. 5-8041-0878-7 Надо ли представлять читателю Аркадия и Бориса Стругацких? Вопрос риторический: кто из нас не держал в руках их книг, тот просто не умеет читать. Но что мы знаем о гениях советской фантастики, предсказавших в своих произведениях и приход застоя, и катастрофу перестройки, и окаянные дни 90-х и даже суверенную демократию 2000-х? Книга Юлии Черняховской посвящена не только творчеству, но и малоизвестным событиям жизни знаменитых советских фантастов. Какими были люди, создавшие и солнечный Полдень советской утопии, и мрак обреченных миров? Как начинался их творческий путь? Почему "медовый месяц" отношений между братьями Стругацкими и властью сменился "холодной войной"? Какова была в этом роль советского пропагандиста и тайного агента западного влияния А. Н. Яковлева? Кто писал доносы в ЦК КПСС на лучших фантастов Советского союза? Сотрудничал ли А. Стругацкий с органами госбезопасности? И не был ли Б. Стругацкий "засланным казачком" в рядах российской оппозиции в 2000-е годы? Жизнь и философия, творчество и борьба, бесконечная вера в человеческий разум и удивительное предвидение грядущих событий — такими предстают Аркадий и Борис Стругацкие на страницах этой книги. Читайте, и вы узнаете, какие пророчества наших любимых писателей уже сбылись, и чему из написанного ими еще предстоит сбыться. Содержание: - Борис Межуев. Атлантида, которую мы потеряли, с. 3-7. - Юлия Черняховская. Братья Стругацкие. Письма о будущем, с. 9-378. Юлия Сергеевна Черняховская – кандидат политических наук, заведующая учебно-научным сектором политической культуры Научно-образовательного центра «Высшая школа политической культуры» Московского государственного института культуры.
Лена М.: Борис Межуев. Атлантида, которую мы потеряли // Литературная газета, 2016, №41 от 19-25 октября, с. 20. Новая книга о Стругацких по-своему уникальна Аркадий и Борис Стругацкие, фотография 1960-х годов Литературно-философское исследование Юлии Черняховской значительно выделяется на фоне других работ, посвящённых творчеству братьев Стругацких, – во всяком случае, из тех, что мне известны. Можно сказать, что это на самом деле первое серьёзное философское проникновение в мировоззрение писателей, сделанное на хорошем источниковедческом материале. Книга не напоминает сусальную агиографию с оттеняющими набор восторженных слов скандальными подробностями личной жизни одного из братьев подобно увесистому тому Анта Скаланадиса, но и не представляет собой рефлексию несколько наивного поклонника в духе «Двойной звезды» Бориса Вишневского. Работа польского литературоведа Вацлава Кайтоха, которую часто цитирует Юлия Черняховская, осталась в моей памяти благодаря двум-трём ссылкам на любопытные источники, но в целом забылась. К сожалению, автор практически не упоминает вышедшую в 2011 году биография братьев Стругацких в серии «Жизнь замечательных людей», написанную писателями-фантастами Геннадием Прашкевичем и Дмитрием Володихиным. Именно в этой книге взгляд на творчество писателей представляет собой радикальную антитезу тому представлению, что развивает Юлия Черняховская. Прашкевич и Володихин видят в творчестве Стругацких уже середины 1960-х годов антисоветский подтекст (так, знаменитая повесть «Улитка на склоне» представляется им карикатурой на советское общество). Версия Юлии Черняховской радикально альтернативна. Она последовательно выявляет и показывает весь жизненный путь творческого тандема Стругацких как путь убеждённых коммунистов, во многом более последовательно, по сравнению с современной им властью, отстаивающих идеалы и принципы коммунистического мировоззрения, и предупреждающих власть и общество о неизбежных катастрофических последствиях отступления от этих идеалов и принципов. При этом вынужденных жить в эпоху массового манкирования этими принципами партийной бюрократией. Юлия Черняховская очень ярко и точно описывает, в чём эти идеалы на самом деле состояли и почему именно Стругацкие смогли очень ясно показать, чем мог привлечь людей коммунистический проект. Коммунизм – это общество свободного и творческого труда, в котором каждый человек становится творцом и созидателем, в том смысле, что каждый так или иначе включён в единый и великий процесс человеческого познания, отвоевания у природы её заповедных тайн. Жаль, что, анализируя утопии эпохи Возрождения именно как предпосылку фантастического жанра, подробно рассказывая и о Томасе Море, и о «Городе солнца» Кампанеллы, Юлия Черняховская не упоминает про третью классическую утопию, которая как раз была бы наиболее уместна для сопоставления с «Миром Полдня» Стругацких – а именно «Новую Атлантиду» Фрэнсиса Бэкона. Мир, которым не просто правят учёные-инженеры, но который и существует ради учёных, ради продолжения процесса познания, устремлённого в бесконечность, к полному подчинению природы воле человека. И конечно, весь советский проект был именно движением к этой «Новой Атлантиде» на советской земле, и именно в 50–60-е годы этот идеал был как будто ясно понят художниками и писателями и воплощён в их произведениях. Юлия Черняховская много пишет о чувстве победителей, рождённом достигнутыми к 50-м годам победам стране, уверенности в своих силах преобразователей мира, «поэтическом эффекте» Третьей программы КПСС, отразившей ожидания общества и многие видения писателей-фантастов и ещё больше стимулировавшей их и всё общество на попытки предвидения коммунизма как ближайшего будущего, как мира, в котором каждый смог бы найти своё место в этом едином пути всего человечества к постижению величайших тайн природы. В произведениях ранних Стругацких идеалу «общества познания» противостоит образ «общества потребления», к слову сказать, в их произведениях это не столько капитализм веберо-марксовского толка, сколько скорее предвидение современной социально расслабленной Европы, люди которой освободились от тяжёлого труда, чтобы уйти в реальные и виртуальные удовольствия. Альтернатива «обществу познания» – не только капитализм, но, может быть, даже в большей степени «детей цветов» 1960-х годов, или, ещё точнее, утопии гуру «новых левых» Герберта Маркузе или Тимоти Лири, саркастически изображённых в докторе Опире из «Хищных вещей века». По большому счёту Юлия Черняховская абсолютно права: советский социализм, как он развивался от Ленина до братьев Стругацких, был радикальным превознесением «воли к истине» над «стремлением к удовольствию», в котором писатели уже со времён тех же «Хищных вещей века» видели что-то глубоко разрушительное для человека. Юлия Черняховская блестяще описывает, как этот идеал «республики учёных» переживает кризис в середине 1960-х и как этот кризис отразился в спорах советских фантастов разных школ и направлений. Гонения на фантастов школы Стругацких в 1966 году она прямо связывает с известной запиской тогдашнего заместителя руководителя отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС Александра Яковлева, будущего «архитектора перестройки», который увидел в творчестве братьев что-то противоречащее духу социализма. С этого момента у вполне успешных и плодовитых авторов начинаются серьёзные неприятности, которые в конце концов заставляют их иными глазами взглянуть на проблемы движения к «Обществу Полдня». Впрочем, Юлия Черняховская утверждает (и подтверждает прямыми высказываниями братьев Стругацких), что не только скончавшийся в 1991 году Аркадий, но и переживший брата на 21 год Борис до конца оставался верен мечте о коммунизме как лучшем будущем человечества. В подтверждение чему она среди прочего ссылается на одно из последних частных писем писателя, в котором классик советской фантастики выражал убеждение в неизбежности утверждения «Мира Полдня». Увы, Борис Натанович унёс с собой могилу представление о том, какими путями этому Миру будет суждено обрести реальные черты. Я думаю, что он представлял и другие времена, и другие пространства, где Человек Воспитанный мог бы жить, заниматься любимым делом и не мешать жить другим. И было бы очень любопытно поговорить о том, как проявилось в творчестве последователей Стругацких, таких как Вячеслав Рыбаков или Андрей Лазарчук, это понятное патриотическое стремление не дать утопии уплыть окончательно в иные времена и к иным берегам. «Куда ж нам плыть?» – задавались вопросом Стругацкие в последний год перестройки. Юлия Черняховская отвечает своей книгой: вперёд, к классическим идеалам, так ярко и зримо озвученным в прекрасные 1950–1960-е, в десятилетие первого советского спутника и полёта Гагарина. Туда, в обретённую нами Новую Атлантиду, которую мы потеряли в 1990-е, погнавшись за призраком «общества потребления». Но здесь бы я хотел от себя поставить большой знак вопроса, потому что сама потеря этой утопии была неслучайной: как и показывали, по мнению Юлии Черняховской, братья Стругацкие, испугавшиеся трудностей пути в будущее и проблем будущего – обречены на муки хождения по кругу в тупиках истории. Испугавшиеся проблем Утопии обречены жить в сумраке Антиутопии. И из этой потери мы вышли просвещёнными какими-то неведомыми прежде горькими истинами. Надо признать, что Стругацкие знали эти истины много раньше нас и о многом нас предупредили заранее, и этот их урок нам ещё предстоит освоить. Но конечно, идеал бескорыстного научного поиска и готовности пожертвовать ради него самыми утончёнными удовольствиями – это великая правда Стругацких, которая останется с нами всегда. Борис Межуев (с) Литературная газета Теги: Юлия Черняховская, Братья Стругацкие. Письма о будущем
Лена М.: Ко всему прочему, Юлия Черняховская впервые публикует документ, который "считает примечательным и интересным" (с. 365), это два письма: Сергей Феликсович Черняховский - Борису Натановичу Стругацкому. Поздравление с днём рождения, апрель 2012 года // Юлия Черняховская. Братья Стругацкие. Письма о будущем. М.: Книжный мир, 2016, с. 365-366. Борис Натанович Стругацкий - Сергею Феликсовичу Черняховскому. Ответ на поздравление с днём рождения, апрель 2012 года // Юлия Черняховская. Братья Стругацкие. Письма о будущем. М.: Книжный мир, 2016, с. 366-367. Юлия Сергеевна в этой связи пишет (с. 365): Документ частный, и автор испытывает некоторую неловкость, упоминая о нём в книге. Но, как представляется, он важен и показателен. Поэтому привожу его - без комментариев, оставляя за каждым право на его самостоятельное осмысление и интерпретацию.
Лена М.: Ю.С.Черняховская (ИАИ РГГУ). Власть и история в политической философии братьев Стругацких // Власть, 2010, №2, с. 80-83. В статье рассматриваются идейно-политические взгляды А. и Б. Стругацких. Обосновывается тезис, согласно которому их романы в большей мере являются изложением разработанной ими политической философии, нежели собственно художественными произведениями. Ключевые слова: Стругацкие, власть, типы власти, советское общество, история, прогресс. с. 80: В истории часто случается, что политические и политико-философские трактаты появляются в форме художественных произведений. Достаточно вспомнить «Утопию» Т. Мора, пьесы и романы Вольтера, роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?». В 60–70-е гг. XX в. подобным явлением оказались книги братьев А. и Б. Стругацких. Изменилось государство, политический режим, изменился быт и интересы людей – а книги живут, и, в первую очередь, именно как социально-политические и социально-философские произведения. с. 83: Романы Стругацких создавались в определенное время и в определенных политических и социокультурных условиях. Обращенные в будущее, они стали его политико-философским осмыслением, предвосхищающим как его проблемы, так и движение к нему. Их анализ приобретает концептуальное значение, актуальное и для общей политико-философской проблематики, и для нынешней эпохи «мира постмодерна», «мира дезинтегрированных ценностей», и для современной России, своими проблемами слишком напоминающей не мир «Полдня», описанный Стругацкими, а их «потерянные миры», миры, где утрачены цели и где в результате теряется импульс развития. Все это позволяет утверждать, что политическая философия братьев Стругацких носит во многом универсальный характер и, во всяком случае, сегодня значима не менее чем в эпоху создания романов. Черняховская Юлия Сергеевна – аспирант кафедры отечественной истории новейшего времени Историко-архивного института РГГУ.
Лена М.: Долгих А.Ю. От научной фантастики к паранаучной фантазматике? // Вестник Вятского государственного университета, 2018, №3, с. 21-25. Статья посвящена состоянию русской фантастической литературы конца XX – начала XXI в. Показаны основные составляющие соответствующего сектора книжного рынка в современной России. Предложено новое обозначение литературы с высокой долей художественного и околонаучного вымысла (а именно «фантазматика»), в большей степени, по мнению автора, соответствующее ее нынешнему этапу развития. Для последнего характерен ощутимый отход от науки и сдвиг в сторону магии, легкой мистики и даже простой сказочности (фэнтези). Другой очень большой, но, к сожалению, столь же малосодержательной и тоже далекой от науки (хотя иногда и наукообразной) ветвью жанра сейчас являются так называемые боевики, то есть романы действия, а не размышления, обычно с эсхатологическим уклоном. Причины этого: общая гуманитарная ситуация, часто характеризуемая как постмодернистская, в которой мировоззренческие вопросы отошли на второй план, уступив место внешней эффектности; следование писателей образцам западной фантастики, в которой занимательность преобладает над содержательностью; коммерциализация книжного рынка, вынужденное угождение авторов вкусам толпы; снижение уровня литературной критики и общее сокращение ее объемов и влияния. В качестве отправной точки в статье взяты фантастиковедческие работы известного писателя-фантаста Георгия Гуревича (1917–1998). Ключевые слова: фэнтези, боевики, магия, эсхатология, LitRPG с. 21: Главная идея данной статьи состоит в следующем: история научной фантастики на сегодня завершилась; то, что по инерции проходит сейчас под этим обозначением, есть на самом деле уже нечто другое, соответственно и именовать его желательно иначе. Проблемы, которые далее будут затронуты, носят, однако, не только литературоведческий, но и мировоззренческий, а также социально-философский характер. Массовое смещение акцентов даже в традиционных фантастических сюжетах, не говоря уже о смене фантастических «парадигм», что тоже имеет место, свидетельствует о существенных сдвигах в обществе и умонастроениях людей. с. 24-25: Между тем огромная разница между фантастикой ХХ в. и ее нынешним подобием совершенно очевидна. И она не нуждается в определении (не в терминологическом обозначении, а именно в определении, то есть в подведении под более общий род с указанием отличительных признаков данного вида внутри данного рода). На примерах же современных жанров фантастики это было описательным образом показано выше. С социально-философской точки зрения, причины указанного поворота в сфере литературы, содержащей высокую долю художественного и околонаучного вымысла, с большой вероятностью следующие: 1. Общая гуманитарная ситуация (характеризующаяся часто как постмодернистская или, во всяком случае, переходная от постмодернизма к некоему пока еще неоформленному, несформировавшемуся образу мысли и жизни), в которой мировоззренческие вопросы отошли на второй план, уступив место чисто внешней эффектности. 2. Следование (с 90-х гг. ХХ в.) новых русских фантастов образцам западной фантастики, в которой давно уже занимательность резко преобладает над содержательностью. 3. Снижение интеллектуального уровня читателей, которые к тому же в условиях рынка (чего не было раньше в Советском Союзе) стали выступать заказчиками всей этой «музыки», их любовь к чисто развлекательному чтению и вынужденное подстраивание издателей и писателей под вкусы толпы. Если раньше писатель (а он был, конечно, человеком более образованным, более тонко мыслящим и чувствующим) подтягивал читателей до своего уровня, то сейчас, фактически, читатели низводят писателя до своего. В последнем и состоит один из главных результатов внедрения «рыночных отношений» в искусство. Как сказал Станислав Лем, «…писатель на Западе является работающим по заказу ремесленником, который должен в кратчайшее время написать как можно больше текстов. Речь идет лишь о том, как их продать. <...> Профессиональная и материальная мотивация приводит к кошмарным результатам, потому что со временем даже подававший большие надежды писатель начинает производить “метраж”» [Так говорил... Лем. М.: АСТ, 2006, с. 254]. С 90-х гг. ХХ в. все это стало нормой и для России. 4. Молчание литературной критики, которая либо не рискует становиться на пути «паровоза истории», либо считает, что победителей не судят (что почти то же самое), либо сама с удовольствием поглощает эту сомнительную продукцию. Долгих Андрей Юрьевич - кандидат философских наук, доцент кафедры философии, Вятский государственный университет, Киров
ziza: Долгих Андрей Юрьевич пишет: Снижение интеллектуального уровня читателей, которые к тому же в условиях рынка (чего не было раньше в Советском Союзе) стали выступать заказчиками всей этой «музыки», их любовь к чисто развлекательному чтению и вынужденное подстраивание издателей и писателей под вкусы толпы. Если раньше писатель (а он был, конечно, человеком более образованным, более тонко мыслящим и чувствующим) подтягивал читателей до своего уровня, то сейчас, фактически, читатели низводят писателя до своего. В последнем и состоит один из главных результатов внедрения «рыночных отношений» в искусство. Автор не учитывает, что ziza и многие другие читатели давно уже в книжные магазины не ходят, книг не покупают, но читают. И таких читателей намного больше, чем вовлечённых в рыночные отношения и составляющих толпу. До этого было бы легко додуматься, если сравнить милионные тиражи несколько десятилетий назад и жалкое зрелище сейчас. Куда делись те, для кого книги выпускали милионными тиражами? А никуда не делись. Они тоже подстроились под рынок, но весьма своеобразно, выстроив громадный андеграунд и не поддерживая любимого автора денежкой. Ориентироваться на несколько тысяч читателей и плакаться о том, что все читатели морально пали - это всего лишь от незнания реальной ситуации. Писатель подтягивал читателей только в XIX веке. В Серебряном веке это закончилось, декаданс, символизм и акмеизм имели другие цели. Литература из искусства превратилась в спорт, а писатели разделились на футбольные команды и начали выяснять, кто кого победит, символисты футуристов или имажинисты Серапионовых братьев. Вся последующая литература ориентирована не на читателя, а на своего же пишущего собрата. Не из-за денег пишут, а по другой причине. Как говорил Мамочка в "Республике ШКИД", не морды друг друга бьют и не еду делят, а танцы танцуют. Имитируют литературный процесс и получают от этого удовольствие.
полная версия страницы